Этот добрый жестокий мир - [ сборник ]

— С каким еще пассажиром?

Аркадий улыбнулся.

— Вот с ним, — он показал на Бориса. — Прокати парня по небу!

* * *

Аркадий ехал на велосипеде по дорожке, ведущей к городу. Двухместный мотодельтаплан проплыл над лесом и скрылся за горизонтом. Парень, конечно, струхнул, но вида не подал — молодец!

Впереди показался щит с названием города и его эмблемой — мускулистая рука, крепко держащая за узду яростного коня с атомным глазом: ядро и вокруг него электрон на орбите. Тридцать лет назад в будущее Протвино никто не верил, кроме энтузиастов вроде Горбовского. А сейчас — термоядерный комплекс дал толчок к развитию всего южного Подмосковья: Чехов, Серпухов, Пущино оживают на глазах. Университет приобрел международную известность, от студентов отбоя нет, со всего мира едут учиться. А теперь и под Новосибирском запустили станцию.

Слева от дорожки показалась поляна, на которой старшеклассники занимались ботаникой. Учитель возился с 3D-микроскопом; изображение с него висело прямо в воздухе, в метре над поляной. Мальчишки и девчонки возбуждено галдели. «Дети, спокойно! — донесся дидактический голос. — Попробуют все!»

«Они наверняка считают, что так будет всегда, — подумал Аркадий, глядя на детей, — потому что другого не знают. Да и учитель тоже — очень молод, наверняка из бывших лицеистов». Он ощутил беспокойство — как все зыбко, непрочно. Горбовский как-то признался: «Знаешь, иногда мне кажется, что это сон, и я страшно боюсь проснуться в старом общежитии без горячей воды и с электричеством по графику, и надо будет идти на занятия в аудитории, где профессора читают лекции в пальто. Веришь ли, зимой девяносто третьего институт не отапливался — денег не было!» Да, если у нас с Борисом не выйдет с плазмой, придется туго. Как там он, кстати?

Аркадий вызвал Сашу.

— Немного вправо! — раздался голос, заглушаемый ветром. — Вот так, плавненько… что тебе? — это уже Аркадию.

— Садитесь? — крикнул тот.

— Почти сели! Вот, полюбуйся.

На экране планшетника под колесом дельтаплана неслась земля. Слишком быстро, мелькнула мысль, будет трясти.

— Сбавь скорость! — услышал Аркадий. Борис ответил, голос его был напряженным, но спокойным.

— Ты доверил ему посадку? — догадался Аркадий. — Это же его первый полет!

— Справится, куда денется!

Изображение дернулось, послышалось Сашино «черт!», и он отключился.

Аркадий гнал велосипед изо всех сил. Наконец среди сосен блеснула Протва, а вскоре показался пляж. На поляне, протянувшейся вдоль него, косо стоял дельтаплан, окруженный мальчишками. Велосипед запрыгал на кочках; бросив его, Аркадий побежал к дельтаплану. Борис склонился над вывернутым из крепления колесом.

— Ты как? — переводя дух, спросил Аркадий. — А где Саша?

Борис обернулся. Над левым глазом набухала здоровая шишка, но он улыбался. На рукаве джемпера темнело пятно от травы.

— Уже ушел. Сказал, ему некогда.

— Борис Алексеевич! — к ним подбежал парень, держа домкрат. — Вот, как вы просили!

— Молодец! Ставь под шасси и подкачивай.

Парень тут же принялся за дело, подгоняемый разнообразными советами.

— Вот что, Борис Алексеевич, — весело сказал Аркадий. — Дельтаплан дельтапланом, а чтоб завтра в девять утра — в пультовой.

— Да, обязательно, — ответил тот. Казалось, он хочет что-то добавить. За спиной скрипнул и чуть покачнулся дельтаплан, мальчишки загалдели. Борис, мгновение поколебавшись, обернулся к ним. — Все, достаточно, — распорядился он. — Теперь снимаем колесо… Так, признавайтесь, кто-то из вас это делал?

* * *

— Восемьдесят три процента, — сказал Аркадий и бодро добавил: — Уже лучше!

Борис кивнул, но как-то без энтузиазма. Было видно, что с самого утра его занимает другое.

— Ладно, выкладывай, в чем дело, — предложил Аркадий. — У тебя есть сомнения? Если так, лучше их обсудить.

— Мы идем не с того конца, — выпалил Борис. Волнуясь, он встал с кресла оператора. — Так ничего не выйдет!

— Хорошо, — подбодрил Аркадий робеющего аспиранта. — Ничего не выйдет. Ясное и четкое заявление. А почему?

— Общего решения уравнений Горбовского не существует, верно? Вот почему мы пользуемся эмпирическими моделями, построенными на опыте охотников. Беда в том, что каждая из них работает только в определенном случае.

Аркадий мысленно вздохнул: в теории он был не силен. Борис же, напротив, на глазах обретал уверенность. Он вывел на экран распределение плазмы в свече — той самой, что зажег Аркадий.

— …А если сделать по-другому? Допустим, решение уже есть — ваше, например, — и мы вносим в него заданное возмущение… — Борис пробежался по виртуальной клавиатуре. — Смотрите, что произойдет.

По плазме, идущей горизонтальным кольцом по центральной линии тора, пробежала волна, потом еще одна. Колебания усиливались.

— Сейчас будет срыв, — с недоумением предсказал Аркадий, — и свеча погаснет. В чем смысл?

— Срыва не будет, — уверенно возразил Борис.

Не отрываясь, он смотрел на экран, пальцы застыли над панелью. «А ведь он мог бы стать охотником, — мелькнула мысль, — и весьма неплохим…»

— Началось! — воскликнул Борис. — Видите?

Высота кольца стала расти, его толщина посередине уменьшалась. Амплитуда колебаний резко увеличилась, Борис тут же среагировал, погасив их.

— Оно делится, — пробормотал Аркадий, — делится, с. ума сойти…

В камере реактора теперь было два кольца, одно над другим. Борис, поколдовав над панелью, развел их по вертикали, насколько позволила высота камеры.

— После деления каждая свечка изолируется в отдельный реактор, — сказал он. — Каждую можно размножать до бесконечности, по крайней мере, теоретически…

— Так, собирайся, — прервал его Аркадий. — Пойдем к Горбовскому, пусть он посмотрит.

Борис замялся.

— Что такое?

— Вообще-то я ему показывал. Давно, еще полгода назад.

Аркадий удивленно уставился на него.

— Полгода назад? А почему так долго молчал?

— Горбовский сказал, что мое решение неверно. Сказал, что будет срыв.

Борис виновато улыбнулся.

— Ты считаешь, он прав? — спросил Аркадий.

— Частично, — после секундного колебания ответил Борис. — Понимаете, я показывал ему решение с другими свечами, не с вашей — ее тогда не было. Но ваша свечка, она… она просто уникальна! Вы лепили ее двенадцать часов, у нее особенная структура, неустойчивая к делению, вот что я понял вчера. Но я не знаю, захочет ли Леонид Семенович еще раз это обсуждать…

— Захочет, — решительно сказал Аркадий, — это я беру на себя.

— А если свеча погаснет? — негромко спросил Саша. — Это ведь только теория, Аркадий. Что сказал Горбовский?

— Сказал, что не знает, — ответил он. — Конфигурация плазмы слишком сложна для аналитики, а работать с программой Бориса он не умеет.

«А может, старый лис все просчитал и хочет научить нас принимать трудные решения… — подумал он. — Да, тяжела шапка Мономаха. Если свеча погаснет, японцы разорвут контракт и потребуют неустойку в полмиллиарда. Тогда сказке конец».

— Надо рискнуть, — сказал Аркадий.

— Почему? Давай отдадим реактор и получим деньги.

— Потому что Горбовский рискнул, — ответил Аркадий, — полвека назад, в Кадараше. Ведь сначала никто не верил в эффект, и Рибери чуть не вышиб его из Центра за нарушение субординации. Если бы не заступничество Лорана…

— Горбовский рисковал только своей карьерой, а у нас город с населением в пятьдесят тысяч. Детские сады, школы, больницы, университет. Кто будет за все платить, если мы станем банкротами?

— Саша, другой возможности не будет. Моя свеча уникальна — единственная из тринадцати зажженных способная к делению. Если сейчас отдадим, до конца жизни будем себя спрашивать: «А что, если?..»

Саша подошел к окну, распахнул его и оперся о подоконник. Дохнуло вечерней свежестью, ароматом травы. Закатное солнце алело в стеклах высоток, внизу уже было темно. Горели фонари, освещая аллеи в парке.

— Ты сам хочешь провести деление? — спросил он, глядя вдаль.

— Это сделает Борис.

— Значит, Борис, — Саша повернулся. — Судьба города в руках аспиранта.

— Да, как и полвека назад. Только тогда аспиранта звали Леня Горбовский.

Саша хмыкнул.

— Цицерон, елы-палы… Ладно, я тебя поддержу. Сколько у тебя голосов?

Аркадий улыбнулся.

— Теперь большинство.

«Вот я и дома», — подумал Аркадий, выходя из вагона на платформу.

Двери Магнитки закрылись, состав плавно тронулся. Аркадий, пренебрегши эскалатором, медленно сошел по ступеням. В любом путешествии больше всего ему нравилось возвращение, он всегда его смаковал. Странно: кажется, все можно запомнить, а вот запах почему-то нет, не запоминается, и везде он особенный, присущий конкретному месту.